Старинные часы еще идут
Елена Давыдова, ученица 9-го класса, Алексеевский район.
3-е место областного творческого конкурса «Острое перо». Номинация «Это – наша победа!»
В краеведческом музее города Волгограда на стене висят старинные часы. Точно такие же есть и у нас дома. Это часы французских мастеров конца XIX века. Мой прадед-кузнец очень любил красивые вещи. Он и сам выковывал резные решетки, ворота, лестницы с завитушками. Незадолго до войны, увидев эти часы на рынке, он, не раздумывая, выменял их на свои красивые дорогие брюки. С тех пор эти часы в нашей семье. Они являются свидетелями многих событий. Перед войной они звонко и весело выбивали каждый час. Когда началась война, их бой стал как будто глуше и тревожнее.
Семья моего прадеда жила в хуторе Денисовском Нехаевского района, когда началась война. С первых дней войны прадеда Шурупова Павла Прокофьевича призвали на фронт. Перед уходом он сфотографировался на память с женой Татьяной и двумя дочками Тамарой и Машей, крепко их обнял и попросил беречь друг друга.
Трудно было на войне, ох как трудно, но и в тылу людям было несладко. Так же как и в других хозяйствах без мужчин, встал вопрос об уборке зерновых. Маленькая шестилетняя Тамара ходила на поля вместе с другими детьми и собирала оставшиеся там после уборки колоски. Осенью часто дети оставались дома одни, когда мама уходила на работу. Она была агентом по сбору продовольственного налога. В другой половине дома жили старички: баба Феня и дед Василий. Они иногда присматривали за детьми.
В 1942 году фронт был уже совсем близко. Мужчины были призваны на фронт, продукты по налогу сдавались почти все, а скоро на муку, сахар, спички ввели карточки. Хуторяне очень плотно закрывали окна одеялами, брезентами, чтобы иногда ночью пролетающие самолеты врага не могли обнаружить жилье и сбросить свое смертоносное оружие. Дров не было, а зима была лютая. По-прежнему днем мама уходила на работу, а дети ходили за хворостом и бурьяном через сады за речку. Однажды Тамара пробиралась с санками по саду, а маленькая Маша, утопая в сугробах, отставала где-то сзади. Кругом был снег. Вдруг, обернувшись назад, Тамара не обнаружила Маши. Она помчалась обратно. Маша провалилась в колодец, который сугробы сровняли с землей. На счастье детей, внизу, в колодце, был выступ, и трехлетняя Маша сидела на нем. Поняв, что сама не вытащит сестру, Тамара, громко заревев, побежала за подмогой в хутор. Дед Василий с другими людьми помогли детям в беде.
Ближе к Новому году пришла весть, что брата Татьяны Николая ранило в ногу. И после излечения в госпитале станции Филоново он ненадолго заскочит к матери на хутор Реченский и дальше опять на фронт. Хутор Денисовский располагался недалеко от Реченского. Татьяна, приказав детям не баловаться и хорошо закрывать дверь, пошла повидаться с братом, а заодно передать для мужа кисет и письмо. Ее брат и муж воевали вместе на фронте под Сталинградом. Девчонкам было скучно без мамы, и они решили устроить домик для единственной самодельной тряпичной куклы в... духовке недавно протопившейся печи. Тамара забралась туда и попросила Машу прикрыть ее. Сестренка поднатужилась, и духовка закрылась. Вскоре в «уютной, теплой комнатке» стало жарко и нечем дышать. Тамара попросила ее открыть, но Маша, как ни старалась, не могла освободить сестру. Тогда догадливая старшая сестра подбежала к общей с соседями стене и стала тарабанить в нее. Не выговаривая слова «тетя Феня» и «отвори», она кричала: «Тетя Сеня, оторите Томку!» Сначала соседи не поняли, что же произошло, но дед Василий, почувствовав неладное, отправился к соседям. Когда он открыл духовку и вытащил Тамару, та уже была красная и еле дышала. К счастью, все обошлось хорошо.
Ближе к Масленице мама получила по карточкам немного муки, напекла блинов, чтобы порадовать дочек, так редко видевших нормальную еду. Мама и Тамара куда-то вышли, а Маша голодными глазами смотрела на лакомство, ожидая, когда те вернутся. Вдруг дверь открылась и в комнату вошла Тананушка – так называли женщину, лишившуюся рассудка. Эта несчастная получила две похоронки: на сына и на мужа, и с тех пор сошла с ума: то беспричинно смеялась, то странно одевалась. Увидев на столе блины, она с жадностью стала их есть. Напрасно Маша, упершись руками и головой в колени Тананушки, пыталась ее оттолкнуть. Съев блины, женщина неспешно ушла. Вернувшиеся домой мама и Тамара застали Машу в слезах. Узнав в чем дело, Тамара тоже заплакала. Мама прижала их к себе и сказала: «Ничего, детки, выдержим. Молитесь только, чтобы папа пришел с войны».
Скоро, в 1943 году, им принесли не письмо с фронта, а чужую казенную бумагу, в которой было написано: «Ваш муж, Павел Прокофьевич Шурупов, пропал без вести». «Надо надеяться. «Без вести» – это еще не погиб», – твердила Татьяна себе...
Когда закончилась война, все, кто остался жив, вернулись домой. Но Павла среди них не было. Надежда на встречу с ним потихоньку угасала. Но неожиданно в конце 1946 года он прислал письмо и фотографию. Оказывается, в ожесточенных боях он был ранен и, потеряв сознание, попал в плен. В плену он находился в Запорожье. Знание немецкого языка помогло ему с товарищем бежать, но их поймали и хотели отправить в концентрационный лагерь. Подоспевшее освобождение советскими войсками лагеря военнопленных помешало этому. Так мой прадед остался жив. Но трибунал в то время не давал пощады попавшим в плен. Моего прадеда приговорили к восстановительным работам на угольных шахтах в городе Новошахтинске сроком на два года. Получив долгожданную весточку, моя прабабушка, погрузив нехитрый скарб, отправилась к мужу вместе с детьми. По дороге у них украли все вещи, а вот часы каким-то образом остались целыми. С тех пор они сопровождают уже не одно поколение нашей семьи. Когда умерла прабабушка, они остановились. Потом часы почистили керосином, и они пошли отсчитывать время дальше. И вот уже почти 150 лет любопытные дети, открыв стекло, пытаются найти того, кто, стуча молоточком в часах, издает такой загадочный бой.
Почти 50 лет после победы никто не разговаривал о том, что прадед был в плену. Эта тема была как закрытая, но всегда ноющая рана. Идут годы, меняются времена, происходит переоценка событий. Но память о наших родных и близких должна быть с нами всегда. В честь своего деда я недавно написала стихи.
У войны бывает очень много лиц.
И одно из них, не ведая гра- ниц, –
Самое коварное лицо,
Страшно ухмыляется оно.
Это было утром, на рассвете.
Все живое охватил глубокий сон.
И в своих кроватках спали дети,
Охранял границы батальон.
Но война, оскалив хищно зубы,
Ворвалась, не ведая преград,
Все круша, сметая избы в груды,
Будто все попали сразу в ад.
Батальон сражался стойко, смело,
Мало кто из наших уцелел.
Так мой прадед, истекая кровью,
Угодил к фашистам в плен.
А война смеялась, хохотала.
Издеваться – это ж не грустить!
Ну а прадед мой жалел о том лишь,
Что без сознанья был – не смог себя убить.
Рудники, тяжелые работы.
Но солдат советский был непобедим.
Только провожал тоскливым взглядом
Журавлей летящих стройный клин.
Опубликовано: 2010-07-15
|
